Протоиерей Феодор Бородин: О стране Маросейке, главной мужской беде и площадке молодняка. Протоиерей Феодор Бородин: Несчастным человека делает не семья, а неумение любить

"Я заглянул в потусторонний мир. Хотел пошевелить руками - они железные, ногами - тоже железные. И провалился сквозь землю. Там меня окружили враги:

Наш, наш, наш!

Нет, не ваш!

А почему?

За меня молятся отец и мать!

Как сказал это, снова очутился на своей кровати".

Врачи констатировали смерть от малярии, но было 4 часа ночи, не хотелось возиться, решили оставить до утра, перекинуть "работу" на новую смену… Так и остались в палате больные с умершим. А ему было видение…Как к нему возвращалась жизнь, сначала почувствовал ноги, потом правую руку, а левая пока тебе не нужна, сказал Возвращавший. Фёдор сделал глубокий вздох - к нему вернулась жизнь. Перепугал всех соседей по палате - мертвец ожил. Быстро пошел на поправку. Об этом видении во время болезни малярией, перевернувшем всю его жизнь он часто вспоминал.

Отец Феодор родился в 1918 году в Белоруссии, под Могилёвым. В юности работал воспитателем детского дома, он спасал детей-сирот от немцев, чтобы те не увозили их на работы, в лагеря. Был в оккупации в Белоруссии. Воевал. Но однажды тяжело заболел малярией, врачи уже не надеялись спасти, и произошло чудо, которое все изменило. В 1950 году в Ризоположенском храме Москвы воспитанник Московской семинарии Фёдор Полевич принял диаконскую хиротонию, а 16 июля 1950 года епископом Можайским Макарием был рукоположен во священника.

Годы Советской власти были тяжёлыми для всех верующих. Преследования не обошли стороной и отца Феодора. Еще до поступления в семинарию он находился под постоянной слежкой НКВД, попал в психиатрическую больницу из-за своих убеждений, после его ссылки на родину в Белоруссию. Но все же в конце 40-х годов он поступил в Московскую Духовную семинарию при Новодевичьем монастыре. Во вновь открытой и разрешённой Сталиным семинарии, где он был среди первых смельчаков, поступивших на пастырские курсы, будущий священник проучился 3 года.

На протяжении всей своей жизни отец Феодор служил во многих храмах: в г. Серпухов, селе Черкизово, г. Дмитров, Вешняках (г. Москва), г. Коломна, селах Марчуш, Карпово. А началось служение отца Феодора в церкви Преображения Господня в с. Верзилово, под Воскресенском, где он прослужил 7 лет.

Отец Феодор был настоящий пастырь, молитвенник и талантливый Проповедник, скромный и терпеливый, добрый и отзывчивый духовный наставник. Священствовал батюшка 59 лет.

Почил отец Федор благодатно, Пособоровавшись, Причастившись Святых Христовых Таин 13 ноября 2009 года,на 92 году своей жизни. Он пронёс свой нелёгкий Крест достойно и благодатно!

Царствие Небесное достойному пастырю Господню протоиерею Феодору! Похоронили батюшку в с. Черкизово, погребение проходило в Свято-Никольском храме с. Черкизова при большом стечении православных и духовенства Коломенского благочиния.

Отец Феодор Соколов покинул земную жизнь в день памяти своего небесного покровителя великомученика Феодора Стратилата, - 21 февраля этого года исполняется четвертая годовщина его трагической гибели. Его служение Богу, Церкви и русскому народу оставили значительный след в новейшей истории нашего Отечества.

Вся его жизнь была пламенным горением любви ко Господу и людям. О. Феодор родился в семье, глубоко укорененной в православной вере. Его отец, священник Владимир Соколов, с 1952 г. служил в храме мучеников Адриана и Наталии, настоятелем которого он пребывал в течение долгих лет, а мать, Наталия Николаевна Соколова, была дочерью профессора Н. Е. Пестова, пользовавшегося уважением в кругах людей, хранивших веру при всех гонениях, автора ряда трудов, увидевших свет уже в наши дни, а до этого десятилетиями распространявшихся в машинописи. О. Феодор был самым младшим и горячо желанным ребенком в этой многодетной семье, потому и нарекли его родители Божиим даром.

В 1979 г. Ф. Соколов окончил школу, в 1977–79 гг. проходил военную службу, был десантником. В 1979 г. он поступил в Духовную семинарию, в 1982 - в Академию, в 1986 г. стал кандидатом богословия; с 1979 по 1990 г. был референтом Святейшего Патриарха Пимена. 7 августа 1982 г. он был рукоположен во диакона, а 6 января 1983 г. - во иерея. Первым храмом, где служил о. Феодор, был храм Успения Пресвятой Богородицы в Гончарах.

21 мая 1990 г. протоиерей Феодор Соколов был назначен настоятелем в храм Преображения Господня в Тушине. В это время от храма оставались одни стены, а на территории были склад и свалка. Но богослужения начались сразу же; через 20 дней о. Феодор отслужил заупокойную службу сорокового дня по Святейшему Патриарху Пимену и молебен на начало благого дела, а 17 августа храм освятил Святейший Патриарх Алексий II.

За время своего служения о. Феодор не только полностью восстановил храм, но и сделал его поистине центром духовного притяжения: за здесь принимает причастие 10 000 человек, на обычных воскресных службах к Святой Чаше подходят сотни причастников.

С 1995 г. о. Феодор был заместителем председателя Синодального отдела Московского Патриархата по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями. Свою последнюю церковную награду - наперсный крест с украшениями - он получил 7 апреля 1999 г.

Девятый ребенок о. Феодора появился на свет 5 января 2000 г., когда он сопровождал Святейшего Патриарха в его поездке по Святой Земле. Девочку назвали Анной. А в день своего святого, полтора месяца спустя, о. Феодор после богослужения отправился в однодневную командировку по линии МВД в г. Плесс Ивановской области. Машину вел друг и водитель о. Феодора Георгий. До Плесса оставалось 40 км, когда произошло столкновение, в котором не было виновных…

За свою короткую жизнь он успел восстановить храм, собрать одну из самых больших общин в Москве, заложить фундамент новых отношений Церкви и Армии (ему принадлежит честь и право называться первым военным священником в возрождающейся России), примирить с Богом сотни заблудших душ в местах лишения свободы.

Щедро награжденный от Бога многими талантами, он стяжал редкий для наших дней дар - дар любви. Ниже приведен отрывок из книги о протоиерее Феодоре Соколове “Дар любви” - воспоминания Галины Соколовой, матушки отца Феодора.

Родилась я в белорусской деревне, в Полесье, а в Москву приехала после школы в 1980 году - надо было помочь сестре. Мама отпустила меня в Москву с благословением обязательно посетить Троице-Сергиеву Лавру, и после первого же моего посещения Лавры я отчетливо поняла, что моя дальнейшая жизнь может быть связана только с ней и с Богом.

Вскоре я стала работать в семинарской столовой. Жила вместе с сестрой Верой, которая перебралась в Загорск (так в то время назывался Сергиев Посад) еще до моего приезда, вместе с ней и работала. Полтора года моей жизни в Лавре - это кладезь, из которого я черпаю и по сей день. Именно там я увидела и почувствовала светлую и чистую жизнь, совершенно иную, ни на что не похожую. Я благодарю Господа, что Он сохранил юность мою и наполнил Своей благодатью. Теплым светом озаряются мои воспоминания о первых встречах с Федюшей. Федюша мне потом рассказывал, как он впервые меня увидел: - Ребята наши все про тебя говорили: у нас новенькая появилась, уж такая веселая. Я стоял с ребятами, а ты столы вытирала. Я посмотрел на тебя сбоку и говорю им: вот хорошая-то матушка будет. И все. Без всякой связи с собой.

Однажды Федя пришел со своим другом Николаем Кондратьевым в столовую в перерыве между обедом и ужином. Сели они за стол, расположились, открыли принесенную с собой коробку и сидят. Я занимаюсь своими делами, прохожу мимо, а Николай Кондратьев, друг Федюшин, говорит мне: - Матушка, как тебя зовут? - Да ладно вам, - говорю,- вы знаете как. Матушкой меня зовут. - Нет, ты скажи имя, мы в первый раз пришли. - Галя меня зовут. - Матушка, принеси нам чайку. Я принесла, обслужила их и пошла себе. А когда они уходили, Федюша ко мне обратился: - Матушка, попейте чайку с халвой, мы Вам тоже оставили. - Спасибо, - говорю, - мне сейчас некогда, я потом попью. - Вы точно возьмете? - Точно. Вот дело доделаю, возьму вашу халву и съем за ваше здоровье. Конечно, я забыла про эту халву. А на ужин они приходят, подходят ко мне: «Ну, как, матушка Галя, халва вкусная? Понравилась?» А я говорю: «Ах, забыла, конечно». Они так расстроились! Федюша потом говорил: «Пошли к столу, где сидели, смотрим - коробочка стоит пустая». Я их потом успокаивала: - Ничего, ребята съели за ваше здоровье, какая разница. Этот случай с халвой нам с Феденькой очень памятен, и поэтому халву в нашем доме все любят.

…Когда я впервые увидела его глаза, я почувствовала, что он не такой, как все, чем-то он отличался. В то время знать этого я не могла, я тогда еще даже имени его не знала. Наверное, это наши души друг другу знаки подавали: вот я. Так мы и познакомились. Потом я его видела издали, но он ко мне не подходил. С того времени у меня появилась к нему не то чтобы симпатия, а я стала выделять его среди других. Помню, на Пасху, выхожу в зал, смотрю - сидит за третьим столом… в подряснике! Я так испугалась, и быстрей обратно на кухню. Думаю: «Мамочки мои! Он, наверное, женат, уже диакон, а я о нем думала! Грех-то какой! Что делать?» Пошла к нему, а он сидит, смотрит на меня и улыбается. Я подхожу, переборов волнение, и говорю: - Христос воскресе! - Воистину воскресе! - Кто ты? Федюша мне рассказывал: «Я сразу понял, что ты выглядывала и потом ушла. А когда спросила «кто ты», я понял, что ты имеешь в виду, понял, что я тебе небезразличен, и успокоился». - Не волнуйся, - он мне тогда ответил, - меня благословили носить подрясник. Вздохнула я с облегчением и пошла, успокоенная тем, что нет греха в том, что я о нем думала. А потом началось лето, и Федюша уехал со Святейшим. Я тогда даже не знала, что он иподиакон у Патриарха. За мной ухаживали разные мальчики. Ну, как ухаживали: подойдет, принесет яблочко, пирожок, угостит или вызовется провожать домой. Ходили мы обычно втроем: моя сестра Вера, подружка наша Мария и я. В случае, если к нашей компании добавлялся провожатый, это сразу замечалось. В Семинарии же все открыто, все перед глазами: ага, понятно…

…Лето прошло, а Федюши нет. Потом наступил праздник Преподобного Сергия, осенний. Ах, мамочки мои, пришел! Я тогда мыла посуду. - Здрассте, - говорит и ручки за спиной держит. - Ах, Федя, где ж ты был все лето? - Я, видно, уже знала, как его зовут, потому что назвала по имени. «Ну, когда ты сказала такие слова, - потом он говорил, - я уже точно знал, что ты обо мне все время думала». И он остался у меня около мойки, покуда я всю посуду не перемыла. Обычно я все быстро делаю, а тут смотрю - посуда-то у меня не вымывается. Все мою и мою, а он все говорит и говорит. Уже все отдыхают, чай пьют, а я все мою и мою. Мария, что с нами жила, раз пройдет мимо, второй, третий, все смотрит, повара косятся. Они все знали, кто он такой, а я-то не знала. Думала, просто Федя, семинарист. И только когда он наговорился вдоволь, а я вымыла все кастрюли, черпаки, он со мной распрощался: - С праздником тебя наступающим, Преподобным Сергием! А дома Марийка и Вера в два голоса устроили мне взбучку: - Ты знаешь, с кем ты стояла? Ты знаешь, что он у Патриарха иподиакон? Это тебе не Коля! На тебя все смотрели - все повара, все девчонки! У него семья какая, отец - священник! - А я тут при чем? - пыталась я отбиваться. - Он сам ко мне подошел. Я же не виновата, что он ко мне подошел! - и в слезы. Вера мне говорит: - У тебя начинается серьезная жизнь. Брось свои шутки. Надо быть серьезней, в конце концов. Я про себя думала: «Не могу я быть другой, мрачной, серьезной, нет во мне этого», но отвечала: «Ладно, буду». Потом, между Преподобным и Покровом, он подходил ко мне и все приглашал в Москву, в Елоховский собор, говорил: - Приезжай к нам на службу. Я же, «пропесоченная» Марийкой и Верой, отвечала: - Да у нас и тут службы очень хорошие, и тут очень красиво поют. - А ты была хоть раз в Москве? Мне не хотелось признаться, что я нигде, кроме Загорска, не была, и говорю: - Была. - А где? Что тут сразу скажешь? - На ВДНХ, - говорю, - была. А что это за ВДНХ такое, я и понятия не имела. Правду сказать, я до сих пор там так и не побывала. - Приезжай, говорит он мне, - я тебе покажу много интересных мест. - Ну, может, как-нибудь и приеду. Так и не поехала, когда он в первый раз приглашал. Потом говорю Вере: - Меня Федя в собор приглашает, можно поехать? Она мне: - Знаю, ты не молиться поедешь, а на него смотреть, - но разрешила. Я пошла к батюшке, и он меня благословил на поездку. Приехала я в собор и во время службы даже встретилась с ним взглядом. Но как служба отошла, я пошла по всем иконам. Никто меня этому не учил, но я чувствовала в этом какую-то потребность и всегда после службы ходила по иконам. Я подхожу к мощам святителя Алексия, к Казанской, к другим иконам, а везде ж очереди. Покуда это я очереди выстою, покуда приложусь, уже и храм пустой. Вышла из собора, когда в нем полы мыть заканчивали. А Федя что? Служба закончилась, Патриарх уехал, он оделся и стоит у храма, меня караулит. Стоял, стоял и решил, что он меня проглядел, что я уже уехала, повернулся и пошел к метро. Так было несколько раз, и только на Покров Божией Матери состоялась наша первая прогулка.

…На Преподобного Сергия на всенощной я не была, дежурила. Он пришел в столовую, принес благословенный хлеб, дал мне его и при этом мою руку как сжал! У меня внутри все загорелось. Я схватила этот хлеб: спаси, Господи! Столько много я никогда не видела. Нам давали по кусочку, так благоговеешь над этим кусочком, не знаешь, как его скушать. А тут - целый хлеб! Я - бегом к Вере, говорю: - Смотри, Федя мне дал! Домой принесли, разделили и съели. А на утро в Успенском соборе Лавры была патриаршая служба. Я в тот день не работала. Подхожу к собору, ребята семинаристы меня все знали, пропустили по левому ходу, и я встала около хора. Стою, молюсь, смотрю - Федя выходит. После службы мы вместе с Верой втроем прошлись. На Покров Федя меня пригласил в Елоховский. - Ты точно приедешь? - Постараюсь. Он потом рассказывал: «Я решил, буду в соборе тебя ждать, не на улице, а внутри». И потом, когда мы гуляли, он говорил: «Понял я, почему не мог тебя дождаться раньше. Ты ходишь по всем иконам, прикладываешься, а везде очереди, я и уходил раньше, тебя не дождавшись. Прости меня, пожалуйста». И вот на Покров я отстояла очередь к святителю Алексию, иду к Казанской - стоит около иконы с портфельчиком, улыбается, ждет меня! Я приложилась к Казанской, потом пошла к святителю Николаю, к Матери Божией «Взыскание погибших», потом мы уже вместе вышли из собора, перешли улочку и пошли вперед. Моросил дождик. Первый раз идем вдвоем, а я и не знаю, как себя вести. Помню, портфель у него был новый. Он к нему, наверное, еще не привык, и говорит: «Я тебе сейчас просфорочку достану». Открывает портфель, и все из него посыпалось на асфальт. Собрали мы рассыпанные вещи, он выпрямился, и я машинально его под руку - хвать, чтобы держаться удобней. Тут же сама испугалась своей смелости, руку отдернула, а он говорит: «Бери, бери». С каким трепетом положила я потихонечку свою руку на его! В этот день мы гуляли около Данилова монастыря, прошлись в Донской и Новодевичий - казалось, всю Москву исходили. Потом пошли в кафе, кофе пили. Он мне стакан подает: - Пей, согревайся, ты, наверное, замерзла. - Да нет, - хорохорюсь я, - ни капельки, - и не пью. А не пью, потому что в стакане ложка. Я думаю: «Как же я возьму этот стакан, если ложка там мешается? И куда мне ее положить? На стол не положишь - грязный, а начнешь пить - она по лицу стукнет. Нет, буду ждать, как он сделает». Смотрю, он спокойно одним пальчиком ложку придерживает и пьет. «Вот, - думаю, - голова садовая, таких мелочей не знаю». Потом я, конечно, ему все рассказывала. Он меня так жалел! - Бедненькая ты моя, - приговаривал, - досталось тебе со мной. У тебя все так просто, - и вспоминал историю с лужей. Была на нашей памяти такая история. Как-то он со своими друзьями провожал нас с Верой и Марией домой с работы. Идем, а перед нами лужа. Остановились все перед ней, думают, как бы обойти, а я и говорю: - Ну, кудой пойдем: тудой или сюдой? Уж и не знаю, как это у меня так язык вывернулся. Федя мне потом говорил: «Меня просто поразила твоя простота, непосредственность. Так это мне понравилось! Увидел я, что не старалась ты понравиться, не обдумывала, что и как сказать, а была сама собой. Я тебя люблю за эту простоту и доброту. Больше мне ничего не нужно». После праздника Покрова, Божья Матерь взяла нас под Свой покров. Буквально после первой же прогулки он мне сделал предложение.

На следующий день после праздника встретились мы после работы. Из Лавры вышли, идем по аллейке, и я ему рассказываю, что у нас на кухне уже разговоры пошли. Когда в Семинарии узнали, что Федюша стал за мной ухаживать, тут враг стал действовать открыто. Если другой юноша подходил или даже провожал, никаких особенных препятствий извне не было. Даже «вразумления» сестры были общевоспитательного характера: она не требовала от меня, чтобы я вовсе не общалась с мальчиками, а лишь призывала к серьезности. Но как только появился Федюша, я сразу почувствовала давление. Помню, меня две девушки вызвали на улицу и говорят: «Ты знаешь, из какой он семьи? Ты знаешь, какая у него мама? Она такая мадам, она вся в золоте, она в шляпе, у нее такие прически, она так одевается! А ты какая?» Я стою и молюсь про себя: «Господи, помоги!» Очень скоро я узнала, что мама Федюши совсем не такая, какой мне ее рисовали. Так враг стремился разрушить наш будущий брак в пору, когда мы сами с Федей о нем и не думали. Не стала я ему рассказывать об этой истории с девушками, только посетовала, что беспокоюсь по поводу разговоров на кухне. - А чего беспокоиться? Я уже обдумал, как познакомлю тебя с мамой и папой. - Потом помолчал и после паузы сказал: - Галочка, ты выйдешь за меня замуж? Что я пережила в тот момент - не берусь описывать. Помню, что растерялась, не ожидала, что так вот сразу все произойдет, и говорю: - Ой, страшно даже и подумать. Я ведь из деревни, а ты из Москвы. У тебя семья вон какая, а мы простые люди. А он будто и не слышит. - Ну как, ты вышла бы за меня замуж? - Конечно, - говорю. Долго мы потом беседовали. О том, как он представит меня своим родителям, как будем просить их благословения на брак. Говорил, конечно, он, я же слушала и удивлялась: передо мной открывался мир, о котором я никогда не слышала, даже в книгах не читала. - Я тебя поторопил с ответом, но ты не спеши, подумай. Ты должна знать, на что решаешься. Ты знаешь, какой должна быть матушка? Я же буду священником, и кто знает, какое будет время? Мой дедушка был дьяконом, он за веру Христову пострадал. Церковь всегда переживала притеснения. Ты сейчас только к вере пришла и многого не знаешь, а сумеешь ли нести крест матушки, жены священника? В жизни все может быть, и насмешки: «Жена попа», чувствуешь ли ты готовность к этому? Я так посмотрела на него и говорю: - Федюша, куда ты, туда и я. Я тебе полностью доверяю. Будем молиться, чтобы Господь нас сохранил, чтобы я сумела быть твоей матушкой, деток воспитать. - Нужно будет жертвовать собой. - Как жертвовать, чем? - Своей молодостью, своей жизнью. Мы с тобой сейчас поженимся и, если Господь нам даст деток, не будем жить и веселиться, как сейчас. Это сейчас нам с тобой так весело, так хорошо. Закончатся сплошные воскресенья, наступят будни. Будет свой приход, нужно будет держать себя в каких-то рамках. Сумеешь ли ты все это перенести? - Я знаю одно, Федюша, ты у меня есть, и я буду стараться вести себя так, как ты мне будешь подсказывать, и все силы приложу к тому, чтобы тебе никогда не пришлось за меня краснеть. Конечно, я тогда и не представляла всего, что меня ждет на самом деле, какой крест несет матушка, какой она должна быть. Он-то знал, когда предостерегал меня, и знал не только по книгам. А я даже и не задумывалась о той огромной разнице, которая существует между женой священника и мирянина. Теперь-то я знаю, что заключается она не в привилегиях, а в обязанностях: как вести себя с людьми, как деток воспитывать. Слова апостола Павла: «Жена - слава мужа» относятся ко всем женщинам, но, в первую очередь, к женам священников.

Своим родителям Федюша меня представил еще постом. Но до этого ему предстояло сообщить им о своем желании. «Я так волновался перед тем, как сказать им, что встретил девушку, на которой хотел бы жениться, - вспоминал Федя. - Мама и папа все время меня спрашивали: - Феденька, ну ты нашел девушку? - Ищу. А они мне: - Вот у того батюшки дочка хорошая, у другого. - Знаю, они хорошие девушки, ничего плохого не могу сказать о них, но не лежит мое сердце к ним. Приехал после занятий пообедать, чтобы потом вечером служить с Патриархом, и за обедом рассказываю, как идут занятия, что сейчас собираюсь на службу со Святейшим, а сам все думаю, как же мне сказать маме с папой? Второе кончаю, чай выпил, уже надо уходить, а я все никак не могу начать. Встаем, уже поблагодарили Господа, и тут я говорю: - Папа, мама. Вы меня все спрашивали, ищу ли я невесту, я нашел ее. Привезу вам ее показать. Мама: - Ах! Уже даже и показать везешь? А кто она, откуда? - Из Белоруссии. - Из Белор-у-уссии? А сколько ей лет? - Восемнадцать. - Ой, ребенок, совсем ребенок! А как зовут? - Галя зовут. - Ну, очень хорошо. А когда ты ее привезешь? - Когда скажете»… Договорились они на какой-то день, и Федюша меня привез. Я ужасно волновалась. Федюша говорит: - Ты не бойся, я все время буду с тобой. У нас мама такая любопытная, она будет тебе вопросы задавать, но ты не волнуйся, я за тебя на все отвечу. Я тебя не оставлю ни на шаг. Я буду держать тебя за руку. Ты не бойся. И вот привез меня Федюша, заходим в дом, мамочка нас встречает, мы с ней поздоровались, поцеловались. Тут же стали накрывать на стол, сели обедать. Начались обыкновенные вопросы: откуда, какая семья. Мама Федюши Наталья Николаевна все расспрашивала, а я подробно ей рассказывала. Контакт у нас с ней сразу возник, и волнение моментально улетучилось. После обеда я мыла с ней посуду, и мы все говорили, говорили. Федюша мне потом рассказывал: - Ты мамочке моей очень понравилась. Она сказала: «Такие руки, как у Галочки, все смогут сделать». Я посмотрела на них - руки как руки. Какие же они должны быть? А он мне: - У тебя же маникюра нет, колец не носишь. А потом, ты пришла, стала помогать стол накрывать, посуду мыла, и мама сразу заметила, что ты труда не боишься. - А, вот в чем дело. Потом назначили день свадьбы. Мама с папой говорят: - Мы решили, что вас молодых мучить? Если вы любите друг друга, чего вам ждать какого-то лета? Прямо после Пасхи и отпразднуем свадьбу. Нам с Федюшей настолько было хорошо вместе, что мы даже и о свадьбе не думали, но, конечно, с радостью согласились. Назначили дату, стали готовиться. Они мне все купили: и материал на платье, и туфли. Я только фату из Белоруссии привезла. Очень красивая была фата, многие потом у меня ее просили «на прокат», так она у кого-то и осталась. Как начались приготовления к свадьбе, с работы я уволилась, и мы поехали с Федей в Белоруссию. А дома у меня готовился «последний штурм». Я написала родителям, что собираюсь замуж, что жених мой будущий священник, и батюшка меня благословляет на брак. Сестры мои как узнали об этом, все восстали. Мама мне писала: «Раз тебя батюшка благословляет, и муж у тебя будущий священник, то я тебя благословляю, и отец благословляет. А на сестер не смотри». К нашему приезду они все съехались, чтобы взять меня в оборот и разрушить наши планы. В то время в их представлении будущий священник был не человеком, а, наверное, каким-то чудовищем. Забегая вперед, скажу, что теперь все мои восемь сестер - люди церковные. Одна из них сама матушка, другая - монахиня, но Вера, в постриге Валерия, никогда и не была на их стороне.

Когда мы с Федюшей приехали, и они увидели его, рот у них закрылся, а потом расплылся в улыбке, и выражение лица уже не менялось. Он так им всем понравился, что они только и говорили: «Ой Хведенька, ох Федечка, да який же ты умница, да какой же ты! А ты так смеешься, а ты так шутишь, а с тобой так легко и хорошо! Ох, Галина, да якая ж ты шчастлива! Ох, як добре, шо ты пошла туда!» Собрались они расстроить нашу свадьбу, но в один момент все стало по-другому. С первых же мгновений знакомства Федюша покорил их своей простотой. Он мог держаться очень просто с любым человеком, будь то генерал, простой человек или президент, ему это было безразлично. Не то, чтобы он себя держал как-то особенно достойно - нет. Он был одинаков со всеми. Людей поражала чистота его сердца, поэтому они к нему тянулись. Он мог поговорить, пошутить, посмеяться и какие-то серьезные вопросы обсуждать. Уж если мои сестры так изменились, что о других тогда говорить. После нашего приезда они перестали мамочку мучить за то, что мы с Верой не пошли путем, который они для нас выбирали.

Мы вернулись в Москву; вскоре кончился , а за ним и . Прошла Светлая седмица, и в храме Адриана и Натальи, где настоятелем был папочка Федюши, отец Владимир, нас обвенчали. Таинство венчания совершал он с двумя дьяконами - отцом Николаем Важновым и отцом Сергием, братом Федюши, будущим епископом Новосибирским и Бердским. Поженились мы с Федюшей, свадьбу отпраздновали, а на следующее утро ему нужно было ехать в Семинарию на экзамен. В 5.30 утра он встал и поехал в Лавру. Приходит на экзамен, вытягивает билет и читает вопрос - христианский брак! Весь класс просто в голос захохотал. Преподаватель спрашивает: «В чем дело?» «Да, - отвечают, - у него только вчера свадьба была». Сдал на отлично. Ни в какое свадебное путешествие мы не ездили. У Любы стали жить, Федюшиной сестры. Люба была уже матушкой, женой отца Николая Важнова, но детей у них еще не было, и жили они вдвоем в четырехкомнатной квартире у метро Планерная. Я стала присматриваться к их жизни: как вести хозяйство, как готовить пищу по-городскому, как готовить супы, второе, котлеты. У нас в деревне по бедности все было просто: хлеб, молоко да картошка. Удивляло меня, как это Люба знает, что нужно вечером приготовить, а что можно уже завтра. Все это было для меня загадкой, и Любушка меня всему научала. Постоянно я ощущала на себе ее любовь и внимание, с каким она относилась ко мне. Теперь я удивляюсь, как она все успевала, ведь в то время она пела в храме «Всех скорбящих радосте» на Ордынке и училась на регента в Семинарии. Как же мне хорошо жилось на Планерной! До сих пор я вспоминаю чувство узнавания другой, счастливой жизни. При встрече: «Доброе утро» - поцелуют друг друга. «Спокойной ночи» - поцелуют друг друга. Ни ругани, ни ссор, ни криков. Как они рады друг другу, как обсуждают все вопросы вместе, у них нет ничего отдельного. Как беспокоятся друг за друга, переживают, молятся. Все это было для меня таким контрастом по сравнению с тем, что я до сих пор наблюдала в семьях моих сестер. Конечно, в жизни не может быть все гладко, даже не должно, мне кажется, быть какой-то стерильности в жизни. Только в испытаниях и закаляется любовь сильнейшая.

Вскоре после свадьбы полетел Федюша с Патриархом в Америку, а я на эти две недели поехала в Белоруссию. Но мне неинтересно там было. Как будто не мои стены. Жила эти две недели в Белоруссии, а сердцем и умом была в Москве. Это была первая Федина поездка, когда я его ждала. Потом я ждала его всю нашу жизнь, все восемнадцать лет, часто вспоминая нашу первую разлуку. Вернулись мы в Москву в один и тот же день. Я появилась дома раньше, и он мне звонит: «Галочка, приезжай ко мне в Патриархию на Кропоткинскую». Ой, да конечно! Федюшечку сейчас увижу, не видела две недели! Не пошла - полетела как на крыльях. Приехала в Патриархию, мы расцеловались, довольные, счастливые, и он тут говорит: - Ну, пойдем, Патриарх тебя ждет. Я даже дар речи потеряла: меня ждет сам Патриарх! Тут же вспомнила я, как впервые увидела Святейшего в Трапезном храме Лавры, как через сотни голов пыталась разглядеть его от дверей. Было это еще до знакомства с Федюшей. В то время я вообще ничего не понимала в службе. Помню, на исповеди сказала об этом батюшке, а он мне на это тогда говорил: «Галочка, ты стой, читай про себя Иисусову молитву, когда нужно будет - все станешь понимать, Господь тебе откроет». А спина разламывается, ноги ватные. Стою, слушаю пение, смотрю на монахов, служащих со Святейшим, и думаю: «Господи, какие же там все святые! Сам Патриарх, такой человек! Он же святой! А я такая грешница, я ж ничего не знаю! Какой ужас…» Впервые Федя меня представил Святейшему еще до венчания в Елоховском после службы. Федюша идет за мной и говорит: - Не волнуйся ты так, все будет хорошо. Благословение возьмешь, он на тебя посмотрит, и все. Федюша меня подводит, Святейший сидит, вокруг него архиереи, священство. Подхожу, ни жива ни мертва, он меня благословляет, берет за руку и внимательно так рассматривает. Я стою вся красная от смущения. Как он отпустил руку-то, отошла подальше, стою, а он все молчит. Потом взглянул еще раз и говорит: - Ну что ж, хорошо. Высокая, красивая, все хорошо. Я не знаю, что со мной было от этих слов! Как я вовсе не сгорела от смущения!.. Но одно дело - подойти к нему в храме, где, наверное, каждый мог видеть Святейшего, и другое дело - в Патриархии. Да еще Федя сказал, что он меня ждет. Это что же, значит, он меня помнит? - Ой, что ты, Федюш! - Ты не бойся, он очень простой человек. Вошли мы в зал заседаний Синода, в этот момент открывается дверь кабинета Патриарха, и на пороге стоит сам Святейший Патриарх всея Руси Пимен. Как сейчас вижу его перед своими глазами: маленький, сухонький, седенький, в простом подряснике, и почему-то показался мне маленького роста, не такой, каким я видела его на службах. - О, Галочка, ну-ка, иди сюда. Я сейчас тебе…, соскучилась по Федюше, да? Ну, пойдем-ка. Я подошла под благословение, прошла с ним в кабинет. Вхожу и вижу на столе вазу с огромнейшим букетом роз, штук, наверное, пятьдесят. Он вынул их и подал мне. С волнением приняла я цветы, поцеловала его руку, а он говорит: - Ну ладно, поезжайте, поезжайте, - отпустил Федюшу. Могла ли я тогда думать, что пройдут годы, и я удостоюсь чести не только переступить порог кабинета Святейшего, но и принимать его в собственном доме?… Потом мы поехали с папой в Молочное, к морю. У папы, да и у Федюши, были плохие легкие, и врачи говорили: «Только туда», там воздух какой-то особенный, сухой или влажный - не знаю, одним словом, полезный для слабых легких. Кончилось лето, вернулись мы в Москву, и началась у Феди Семинария. Он тогда был в четвертом классе. Каждое утро вставал в 5.30, отучится и приезжает, часам к пяти, шести вечера. Если есть в этот день патриаршие службы - он там, если свободный день - сидит за уроками, но такие вечера случались очень редко. Бывало, идет экзамены сдавать, говорит: - Молись за меня. Я же ничего не знаю! Ты сама видела, я ничего не учил. С Патриархом туда, с Патриархом сюда, а за книги и не садился. Переживаешь, молишься… Вечером приезжает, руками машет, издали пятерку показывает. - Спасибо тебе за молитвы, - говорит, - такой легкий вопрос попался, так хорошо ответил - пять. Следующий раз опять - молись, ничего не знаю, приходит - опять пять. Я ему говорю: - Федюша, что же это получается, я молюсь, ты пятерки получаешь. Ты меня обманываешь, ты все знаешь! - Честное слово, да ты же сама видишь, я же не учил ничего. Действительно, на чтение времени у него оставалось мало, но, видно, крепко заложено в него было то, что он получил в семье. Многому он научился от отца, от дедушки Николая Евграфовича. Отец Владимир Семинарию не кончал, но лучше многих выпускников Академии знал, например, богослужебный устав, мог ответить на любой богословский вопрос. И все это он передал своим детям. А потом, жить с Патриархом десять лет - это тоже образование. И какое!

В каждой семье появление на свет ребенка - событие исключительное. И сколько к нему ни готовься, оно всегда поражает чудом появления на свет нового человека. Я никогда не читала медицинской литературы и абсолютно ничего не знала о семейной жизни, даже не знала, откуда дети берутся. Не хотела и книг в руки брать, чтобы не было мне страшно. Это знание пришло само. Первого нашего ребенка я вынашивала, еще когда мы жили на Планерной. Часто ждала я Федю в аллейке над оврагом, гуляю, а сама молюсь: «Матерь Божия, помоги мне. Ведь я не знаю, как рожать. Ты же лучше знаешь, ты мне помоги, что бы я там не кричала, могла потерпеть. Тебе-то не было больно, а мне будет больно. Ты уж меня не оставь, помоги мне». А потом, когда рожала, как схватки начались, я про себя думала: «Ой, какой ужас, не буду больше рожать!» Схватки кончаются, думаю: «Как же это - не буду? Я же Федюшу люблю. У его мамы сколько детей, у моей мамы сколько - они могли терпеть, а я нет?» Схватки начинаются - и все снова. И эта борьба продолжалась все двенадцать часов, пока я рожала. А потом, когда родила, тут же все забыла. Вот какое счастье дает Господь! Когда родишь, присутствие Матери Божией настолько реально ощущаешь - не передать! Помню, когда родила, встала, Федюша ко мне приехал. Зима, февраль месяц. Я в голубом халатике, косички две заплетены. Что мне тогда было: в девятнадцать я замуж вышла, в двадцать родила. В окошко смотрю - Федюша. Машет мне обеими руками, на дерево зачем-то полез, потом пишет на снегу огромными буквами: я тебя люблю! Спасибо за дочку! Мне на всю жизнь запомнилась его радость, когда он вез нас с Лизонькой из роддома. Я помню его восхищение, как он взял ее на руки, одеяло отодвинул, глянул, сам весь сморщился, и говорит: «Ой, какой носик!» Я в машине впереди сидела, а он с Лизочкой сзади, и всю дорогу говорил: «Ой, какой носик! Ой, какая маленькая, ой, какая Лизочка!» Имя Лизочке мы выбирали так. Я еще носила ее, и мы не знали, кто именно родится - мальчик или девочка, а удовлетворять свое любопытство, идти на УЗИ, нам и в голову не приходило. Написали на бумажках те имена, что нам нравятся, закрутили их в трубочки. Вечером помолились, почитали Евангелие, а под Евангелие положили записочки - с одной стороны мальчики, с другой - девочки. Я вынимала девочек, он вынимал мальчиков. Он вытянул Владимира, я вытянула Елизавету. Это имя мы избрали в память о моей бабушке, папиной маме. А Владимир пригодился позже - когда родился, тогда и пригодился. Причем, интересно, девять человек детей, казалось бы, можно бы привыкнуть к отцовству, а он каждому ребеночку так радовался! Он сам был, как ребенок, умел радоваться, как ребенок. Если приносил в дом какую игрушку, сначала сам играл в нее с тем, кому она предназначалась. И так заразительно, так искренне, настолько увлеченно катал машинки или показывал, как прыгает зайчик! Я думаю, в эти минуты он действительно становился ребенком, возвращался в свое детство. Он и смеялся, как ребенок, не опасаясь, что будет выглядеть в глазах окружающих каким-то, может быть, слишком легкомысленным. Он был такой замечательный папа!

…Вечером накануне дня Ангела он служил вечерню. Все было как обычно: празднично, радостно, но с каким-то чуть заметным налетом грусти. Я ему потом говорила: - Феденька, что с тобой? Ты как-то особенно сегодня служил и акафист читал не так. - А как? - Не знаю, но не так, как обычно. На следующий день я опять заметила какую-то едва уловимую грустинку в его жестах, выражении глаз и даже губ. А вечером, сидит он за своим письменным столом уже в куртке, собрал портфель, взял с собой будильник, маленькую бумажную иконку Царицы Небесной, Ее Владимирский образ, сидит и говорит мне: - Если бы ты знала, Галочка, как мне не хочется ехать! Но надо. - Бедненький Федюшечка, как мне тебя жалко! - Я не бедненький, я счастливый, - мельком взглянул на благословение отца Иоанна (Крестьянкина) и пошел к двери. Утром 22 февраля, только мы успели позавтракать, звонит телефон. Я подхожу - отец Николай: «Матушка, крепись, держись, нет у нас больше Феденьки. Я сейчас приеду».

Вешаю трубку. Иду… чувствую, словно что-то безвозвратно уходит из дома, как меняется привычная обстановка, а я не успеваю даже вслед посмотреть… Собрала всех деток, говорю, что папочка наш погиб - и сдерживать слезы нет сил. Но рядом дети, и надо держаться. Господь нас не оставит! Он не может нас оставить! Мы стояли перед иконой с зажженной лампадой и молились: «Слава Тебе, Господи, за все!», и папочка наш в это время молился вместе с нами.

Протоиерей Федор Бородин уже 12 лет является настоятелем московского храма святых бессребреников Косьмы и Дамиана на Маросейке. В семье отца Федора восемь детей. Младшей нет и двух месяцев. А матушка Людмила тяжело больна . Ей нужно заняться здоровьем, но кто в это время займется детьми? Срочно нужна няня на длительный период, нужна наша помощь. Необходимо собрать 312 тысяч рублей. Помочь можно .

Мне повезло с крестной

- Как получилось, что Вы, человек, росший в советское время, пришли к вере?

Я вырос в далекой от Церкви семье. Мой отец принял святое крещение, когда я уже служил в армии, мама была крещена в детстве, но, до времени никак не соприкасалась с духовной жизнью. Мне повезло с крестной. На сайте «Православие и мир» была статья . Героиня этой статьи, Вера Горбачева - моя крестная.

Мой отец был мастером спорта по самбо, он очень любил физический труд и изнывал на своей чиновничьей работе в Метрострое. Отец всегда был готов помочь кому-то при переезде. Делал он это безвозмездно и с огромной радостью, чтобы после посидеть и душевно поговорить. И вот однажды он помогал какой-то очередной интеллигентной семье, которая переезжала на второй этаж нашего дома, мы жили в Большом Гнездниковском переулке. Отец увидел, что в семье есть иконы, и попросил Веру Алексеевну стать крестной своих детей. Мне было 9 лет, сестре - 10.

Вера Алексеевна оказалась въедливой и упрямой крестной. Она принесла нам молитвослов (где только его достала в то время!) и показала молитвы, которые нужно читать утром и вечером. Пришла через месяц: «Федя, читаешь?» я сказал: «Да». Она посмотрела на книгу взглядом учительницы и сказала: «Врешь! Странички-то как новенькие, не загнутые». Пришлось читать.

Она водила нас в храм, к своему духовнику, известному московскому священнику о. Геннадию Нефедову. Два раза в год мы причащались. Это была совсем другая жизнь, никак не связанная с будничной. Очень долго две эти жизни шли параллельно, никак не пересекаясь. Я вступал в пионеры, был комсомольцем. Мы не относились к этому как к чему-то серьезному, для нас это была формальность. Поскольку я не был воспитан в вере с детства, противоречие, существующее и понятное для меня сейчас, тогда противоречием не выглядело. Мне казалось естественным прятать веру внутри себя, как крестик под рубашкой. Крестик я стал носить лет с двенадцати.

Но надо сказать, что сама обстановка в моей семье располагала к обретению веры, отец и мать - люди глубоко культурные, начитанные. В детстве нам много читали, приучили к чтению. Чтобы ребенок полюбил книги нужно, чтобы родители читали ему вслух. Я помню, как мать нам, совсем маленьким, читала «Детские годы Багрова-внука», «Одиссею» в переводе Гнедича, это было прекрасно. В детстве очень любил , Толстого. Читал жизнеописания художников Возрождения, какие мог достать. Любил альбомы по искусству, книги о Древней Греции и Египте.

Я помню, что отец читал Библию, просто как литературное произведение. Он прекрасно знал русскую литературу, писал стихи, пьесы, одну из них даже поставили в театре на Таганке. Дома у нас часто, почти ежедневно бывали художники, музыканты, поэты. Помню, к нам приходила Жанна Бичевская, скульптор Пологов, художник Кочейшвили со своей женой Лией Ахеджаковой некоторое время у нас жил молодой Лимонов, который тогда только что приехал из Харькова.

Для советского времени многодетные были редкостью, как вы ощущали себя тогда и как оцениваете свое детство сейчас?

Я благодарен родителям за то, что нас было трое. Став взрослым, я узнал, что маме пришлось выдержать яростную атаку не только всех родственников, но и врачей, чтобы родить меня. Мы с сестрой - погодки, брат младше меня на девять лет, чтобы отстоять его рождение маме пришлось пережить настоящую войну. Тогда даже семья с двумя детьми была редкостью, что уж говорить о троих. Жили мы, мягко говоря, небогато, но мое детство было счастливым.

Родители нами занимались. Отпуска и каникулы родители проводили с нами. Отец ходил с нами в походы. Помню, как он катал нас на санках по Тверскому бульвару. А еще он рассказывал нам сказки, сам он называл их небылицами, многосерийные, многоходовые и если кто-нибудь проходил мимо, то обязательно останавливался послушать. Для своего времени наша семья была очень нестандартной. Отец умер в 1990 году, мне его очень не хватает. К сожалению, когда мне было 12 лет, родители расстались и это для меня - рана, которая болит до сих пор. И каждый раз, когда разводится кто-то из моих знакомых, я смотрю на эту беду глазами ребенка и мне снова больно.

Непростая школа

Со школой мне повезло. Я учился в 31-й спецшколе, сейчас это гимназия № 1520. В классе учились дети и внуки высокопоставленных людей страны, членов политбюро. Я в эту школу попал просто по месту жительства, повезло. А еще мне повезло с учителем истории. К сожалению, он преподавал у нас только один год, но у многих моих одноклассников успел пробудить вкус к интеллектуальному труду. Недавно я был в гостях у друга своего детства, с которым учился в параллельных классах, вашего постоянного автора . И он признался, что в его увлечение античностью началось со школы, именно с этого учителя истории.

Важную роль в моей жизни сыграла и учительница литературы Елена Константиновна Иванова. Это очень дорогой для меня человек, слава Богу, она жива-здорова и иногда приходит к нам в храм. Она умела свой предмет превратить в окошко из советского прямолинейного мира в совершенно другие проблемы и другую глубину.

От иконы - к вере

Мои родители любили искусство и хорошо в нем разбирались. С их помощью я открыл для себя русскую икону. И во многом осознание себя как человека верующего, переход в эту часть жизни у меня произошел именно через познание красоты и величия иконы.

Я учился в художественной школе, хотел быть художником. Но когда я понял, насколько совершенно искусство русской иконы, мне захотелось узнать побольше о вере, которая это искусство рождает. Из своего опыта утверждаю - воспитание в ребенке художественного вкуса приближает его к вере.

После школы я поступал в художественное училище, потом в институт, но не поступил, и работал художником в метродепо, рисовал плакаты, стенгазеты, цифры. Все эти надписи в метро «Остановка восьмого вагона» знакомы мне до боли. А потом пошел в армию. Отец считал, что обязательно надо служить. Я говорил ему тогда: «Пап, а если в Афганистан?» «Грибоедов там служил, и тебе не зазорно» - был его ответ.

В Афган я не попал чудом. До армии я проходил парашютную подготовку в ДОСААФе. Вся наша группа призывалась одновременно. Приехали на место сбора. Сели в автобус. Подошел офицер, посчитал. Нас - 36, а нужно - 35. «Бородин - выходи». Моя фамилия была в списке первой, на «а» никого не было. Потом по переписке я узнал, что все попали в учебку в Фергане, а потом - в Афганистан. Меня Господь сберег. Ведь даже если бы даже вернулся, но кого-то убил, не смог бы священником стать по канонам.

Товарищ капитан, верните Евангелие!

- Что дала вам служба в армии? Нужна ли армейская служба сейчас, полезна ли она?

Я считаю, что надо служить, если ребенок здоров. В армии происходит резкое взросление. Юноше приходится учиться брать на себя ответственность, принимать решения. Самим же родителям с таким сыном будет спокойнее и надежнее входить в старость. Если что-то не так со здоровьем, то только тогда надо спасать от армии. Дедовщина? Когда я служил, дедовщина была - жуткая. Конечно, отдавать ребенка в армию страшно и тогда, и теперь. Молиться надо. Мой старший сейчас служит. Молимся всей семьей.

И в армии, и в последних классах школы мне, как верующему человеку, приходилось держать глухую оборону. В 9–10 классе я уже четко понимал, что я - другой и живу по другим законам, есть вещи, которых я делать не буду. Служил в ВДВ, сержант. Я был единственным верующим в роте, мне приходилось обороняться. «Вычислили» меня в столовой, поняли, что я постом не ем масла, отдаю его кому-то.

Потом у меня нашли Евангелие. Был 1987 год. Тогда моя мама работала в крестильне Елоховского собора, и священники, которым самим было нельзя, просили ее проводить хотя бы краткую катехизацию, хоть 40 минут поговорить о вере. Но что за исповедь без Евангелия? И мама по ночам переписала Книгу несколько раз. Давала читать на время с возвратом. Эти рукописные, как в древности, тексты прочло множество людей. А потом по благословению о. Кирилла Павлова мама стала изготовителем и распространителем духовной литературы.

Переплетенные ксерокопии в простой обложке - святитель Игнатий Брянчанинов, письма Амвросия Оптинского и другие книги. Люди, попадавшие в наш дом через знакомых, втайне и с опаской брали их в руки, затаив дыхание, и уносили, как великое сокровище. Улица Черняховского, дом 15 - для многих нынешних архиереев, архимандритов и протоиереев их богословские библиотеки начались там. Такое рукописное Евангелие мама передала мне в армию.

Ротный находил у меня Евангелие, отнимал, запирал у себя в сейфе, чтобы вернуть книгу, я вскрывал его сейф. «Праведное» воровство! Ротный валил меня на пол, вставал коленом мне на грудь: «Это ты забрал книжечку?» я отвечал: «Она моя, товарищ капитан!» Когда к концу срока появилась какая-то свобода, я уходил в лесок, помолиться.

Кстати, когда я поступал в семинарию, узнал, что у тех, кто не служил в армии, не брали документы. Когда в воздухе стало носиться, что скоро Церкви будут возвращать храмы, набор в семинарию увеличился. На нашей параллели было четыре класса, и был всего один абитуриент, не отслуживший в армии. Во-первых, становиться священником в 22 года - это не только большая ответственность, но и риск. Во-вторых, как ты можешь послужить небесному Отечеству, если не послужил земному?

Раньше считалось, что если ты не служил в армии - значит у тебя что-то не в порядке с совестью или с головой. Потом, служба в армии, это, конечно вопрос дисциплины и взросления. Я считаю, что армия обязательно нужна.

Отцовские хитрости

- Что для вас главное в семейной жизни? В чем состоит роль отца? В чем вам помог пример ваших родителей?

У нас шестеро сыновей и дочка. Старший, двадцатилетний, недавно ушел служить в армию, а младшему - год. Нашему браку скоро 22 года. Пример моих родителей мне помогает, я повторюсь, нами занимались. Это было в те годы редкостью. Тогда взрослые жили своей жизнью, мои друзья каникулы проводили в пионерских лагерях, а воскресные дни - у бабушек, их родители существовали по принципу «телевизор-тапочки-газета», а мной занимались с детства, поэтому у меня есть к этому и вкус, и радость.

Занятия с детьми не являются для меня какой-то тяжелой обязанностью. Я понимаю, что это время, которое нельзя упускать. По примеру своего отца я рассказываю своим детям многосерийные сказки.

- Есть ли что-то, чего вы не знали об отцовстве, и что узнали только на своем опыте?

Мне кажется, что каждый ребенок требует сердца. Причем не поделенного на количество детей, а - всего. Эта связь никогда не должна порваться, она должна сохраниться. Ты должен периодически воссоединиться с каждым из них. Это может быть раз в год или раз в полгода или раз в месяц. Если ты чувствуешь, что в отношениях что-то начало «трещать», что ребенок растет и отдаляется, нужно найти время с ним побыть.

Вот это я понял.

А еще понял, что все дети очень разные, что нельзя к ним подходить с одной меркой, с одним набором требований. То, что для одного элементарно, для другого очень тяжело. То, что одному открыто с детства, до того другой должен дорасти. Мы, конечно, очень мешаем детям своей гордыней, своими представлениями о том, какие они должны быть.

- Когда детей больше, не возлагаешь таких надежд на кого-то одного, они распределяются равномерно?

Знаете, у меня потрясающая жена, у нее каждый ребенок как один. Отслежен, осмыслен, ухожен. У нее это очень хорошо получается, несмотря на то, что она выросла фактически без отца и матери. Отец моей жены ушел из семьи, когда ей было три года, мать пыталась строить свою личную жизнь и надолго отдавала дочь бабушке и дяде. Я могу сказать, что в этом смысле моя жена - совершенно явное чудо. Женщина, которая не видела, как живут люди в семье, не имела никаких поведенческих сценариев, благодатью Божьей стала хорошей женой и матерью. Во многих вопросах она гораздо тоньше и глубже понимает детей, чем я. Я восхищаюсь ею. Но какого внутреннего подвига это ей стоило, знает только Господь.

В таинстве венчания испрашивают дары на воспитание детей. Если человек их принимает и трудится, то Бог восполнит все, что люди не додали. Моя жена для меня - пример того, что Богом всеянное в человека благодатно может прорасти, и все получится, даже если казалось, что это невозможно.

- Какую роль в вашей жизни сыграл храм святителя Николая в Кленниках?

Мне очень повезло, что первый храм, куда попал, был храмом святителя Николая в Кленниках. Это милость Божья ко мне. Я там служил диаконом полгода, а затем, священником три года служил параллельно в двух храмах на Маросейке.

В храме Святителя Николая, тогда и сейчас все было проникнуто духом о. Сергия и о. Алексия Мечевых, там были святыни, вещи из их рук. Я застал дочерей отца Сергия Мечева, внучек отца Алексия. Мы ездили на могилу к отцу Алексею на Немецкое кладбище, потом мощи перенесли в храм.

Ирина Сергеевна Мечева - человек, проживший невероятно сложную жизнь полную лишений и трудов. Она описывала нам свой рабочий день, так я по сравнению с ней живу в постоянном отпуске. Эта женщина успевала все и сохраняла острейший ум до последнего дня. А другая сестра, Елизавета Сергеевна, была внешне очень похожа на отца Сергия, просто копия. Когда мы на нее смотрели, то видели его ожившую фотографию эти большие широко расставленные глаза, и даже выражение лица.

Моим наставником стал отец Александр Куликов, настоящий носитель Маросейской традиции, мудрый, смиренный, любящий, когда надо - строгий. Человек, который жил и дышал богослужением. Удивительный духовник совершенно удивительный.

Оставить все и служить Богу

- В чем разница между временем когда вы начинали служить и нынешним?

Тогда был такой порыв - все оставить и служить Богу. Это характерно для всего нашего поколения. Сейчас такого количества вдохновенных молодых людей уже нет. Но есть огромное количество выросших при храме детей.

- Они не уходят? По крайней мере - возвращаются?

Конечно, кто-то уходит, но почти нет таких, кто порвал бы с Церковью. Есть те, кого жизнь затягивает, засасывает, но они иногда появляются. У нас в храме есть группа так называемых «ветеранов воскресной школы», их около двадцати человек, иногда собирается больше.

- Какие надежды из тех лет не сбылись? Что получилось по-другому, чем виделось тогда?

Нам тогда казалось, что большевистско-коммунистическая ложь пала, и вскоре Россия снова станет православной. К тому, что может появиться новая ложь мы не были готовы. Конечно мы об этом говорили, но нам верилось, что будет не так. Оказалось, что все намного сложнее, чем представлялось тогда.

У Косьмы и Дамиана

- Расскажите о прихожанах храма Косьмы и Дамиана

В центре Москвы жителей мало, а храмов очень много. «По месту жительства» у нас прихожан практически нет – 3–4%, не больше. Большинство приезжает из спальных районов. Вышло так, что прихожанами нашего храма стали многие мои одноклассники.

Особенность нашего храма в том, что у нас очень много детей, много многодетных семей, и каждое воскресенье около половины храма - дети. Так сложилось.

- А раньше были одни бабушки?

Когда появилось много детей, бабушки ушли, теперь их у нас мало. Это результат того, что мы чуть-чуть подкорректировали богослужебную жизнь навстречу ожиданиям мам.

Представьте, мама едет в храм с ребенком. Сначала на автобусе, потом - на метро. В храме - ни стола пеленального, ни места где ребенка покормить, все на маму с ребенком цыкают, и шикают. А ведь комната матери и ребенка есть в любом гипермаркете! Эта мама подвиг совершила, она сама в храм приехала и ребенка привезла, а батюшка возьмет и не будет ее исповедовать, скажет: «Приходи на всенощную».

В советские времена воскресное богослужение было организовано с расчетом на одного не семейного, бездетного человека, обычно - пожилого, и сейчас эта тенденция сохраняется. Представьте, семья, где шесть человек, где папа - всю неделю вкалывает. Если его заставить в субботу придти на всенощную, то он в воскресенье в храме в обморок может упасть. Да и отдохнуть ему нужно в субботу, дома дела накопились. Конечно, если папа готовится причащаться, то мы просим, чтобы он пришел на всенощную в храм рядом с домом. А вот к мамам отношение бывает совершенно бессердечное. То и дело видишь какую-нибудь маму, которую молодой священник отчитывает за опоздание.

Храм в центре Москвы выбирают не по месту жительства, а потому, что сюда Господь призвал. Если человек пришел, то, значит, мы должны им заниматься и Бога благодарить, что именно к нам его привел.

Площадка молодняка

- Находите ли Вы общий язык с новым поколением?

Мне с ними бывает непросто. В Советском Союзе мы все были похожи, а нынешние - другие. Каждое поколение теперь будет очень сильно отличаться от предыдущего, но если им показать Христа, рассказать о Нем, то многие все-таки уверуют, потому что душа узнает своего Создателя. Мне кажется, что с молодежью важно быть предельно искренним. От любой фальши они сразу навсегда закрывают уши. Еще они не выносят высокомерного тона, не терпят, когда с ними общаются свысока. Современный подросток должен чувствовать, что священник его уважает, в идеале - любит. Это трудно. Своих-то в переходном возрасте иногда еле выносят, а тут - чужие, со словечками, прическами и отрицанием.

А еще надо дать им возможность где-то встречаться при храме. Если вы дадите им площадку, чтобы они после вашего урока могли просто друг с другом попить чаю, тогда они сдружатся, им будет легче остаться при храме, удержаться в вере, когда они поступят в институт. В нашем приходе, как и везде, молодежь знакомится, создаются семьи. Венчаются в нашем храме, всей компанией играем свадьбы.

Но нужно понимать, что мы не можем их полностью исправить. У них у всех, даже у выросших в православных семьях, все поломано. Сейчас нормальных, состоявшихся семей - одна-две на храм. У многих - распавшиеся семьи, второй-третий брак. И все это отражается на детях.

Поэтому надо с ними быть искренними, себя от них не прятать, никого из себя не изображать, а просто любить их. Когда молодежь чувствует, что в храме их искренне любят, что здесь их ждут, то они радуются, начинают общаться, дружить. Проблема-то в чем? Ребенок приходит в воскресную школу, он ходит в нее 10 лет, его пичкают знаниями, а возможности подружиться со сверстниками не дают, «пришел-ушел».

И вот он окончил воскресную школу, начинается подростковый возраст. В храм нашего мальчика водила мама, или бабушка, а папа - нецерковный! И подросток говорит: «Буду как папа». Потом поступает в институт, где все неверующие, и все, храм он забыл. Поэтому, при храме должна быть площадка, где подрастающая молодежь может общаться. Площадка молодняка. Это, конечно, тяжело, в это надо вкладываться, с ними очень трудно, они все время делают что-то не то, но оно того сто ит!

Мама, здесь все неправы

Летом мы с прихожанами выезжаем на природу, в лагеря. Собирается человек по сто. Детей берем с месячного возраста, с десяти лет водим их в походы на байдарках. Мы проводили с детьми ролевые игры на выезде три года подряд, есть у нас замечательная прихожанка, которая этим занималась

Для чего нужен лагерь? Дети смотрят на взрослых, подражают им, учатся. Отчасти так удается компенсировать, то, что недополучено в семье. Сейчас много поломанных семей, чаще всего, конечно, отец не на месте.

- А что у нас сейчас происходит с мужчинами? Выравнивается ли перекос, который был с советских времен?

В нашей стране во время репрессий, во время войны, выбыли из семей миллионы мужчин. Целые поколения воспитывались женщинами. У меня, например, и отец, и мать выросли без отцов. Может быть, во многом поэтому они развелись, потому что в детстве не видели, что такое семья. Даже когда люди воцерковляются они все свои раны, очень долго несут с собой.

Самая распространенная мужская беда - неумение взять на себя ответственность.

У нас в приходе была одна семья, которая, к несчастью, все-таки развалилась. Когда начались нестроения, я очень долго, сидя на лавочке в храме, пытался разговаривать с отцом. Но с какой стороны ни зайди, виновата во всем была жена. Это такое распространенное явление. Начинаешь спрашивать: «Хоть в чем-нибудь твоя вина есть?». Он говорит: «Да, я был слишком мягким!», - это такой стандартный подход к развалу семьи. И вот когда у меня все аргументы уже исчерпались, я этого человека спросил: «Ты когда женился, хотел сделать жену счастливой?» Он смотрит на меня с удивлением и говорит: «Я об этом даже не думал. Как интересно!».

Большинство семей создаются людьми, которые не понимают, что семья - это служение другому человеку. То, что принцип христианской любви - самоотвержение и служение другому человеку, этого совершенно никто не хочет понимать. И когда нужно приложить усилия, что-то в себе преодолеть, то человек просто уходит от этой проблемы. А потом дети этих людей приходят в храм, мы их привозим в лагерь, приходится прилагать колоссальные усилия, чтобы привести их в чувство научить дисциплине.

Еще один случай. Есть у нас мальчик, рос он в семье со сложным папой. В походе этот мальчик умудрился со всеми испортить отношения. Пришел он к маме в палатку и говорит: «Мама, здесь все неправы. Я никогда не женюсь и не приду в храм!». Вот это «Мама, здесь все неправы!» стало у нас поговоркой. А в походе-то было почти 70 человек!

Но я еще раз повторю, что если человек искренне к Богу приходит, то Бог поможет все это сначала увидеть, а потом - преодолеть. Мне тоже в моей семье и в детях, как в зеркале видны мои недостатки. Я многому в своей семье научился.

- Если бы вы не стали священником, кем бы Вы могли стать?

В детстве я хотел быть художником. В 9 классе попал к архимандриту Герману (Красильникову), был такой прозорливый духовник. Служил в селе Шеметово за Лаврой. Он впервые увидев, назвал нас с сестрой по именам. И сказал, что сестра поступит на филфак МГУ - так и вышло. А мне сказал, что художником быть - не моя дорога, а путь у меня другой - священство. Я был настолько не готов к этому, что даже не стал эти слова обдумывать. Вернулся к ним уже служа в армии. И вот…

Господь привел стать священником, и я не могу ничего даже рядом поставить со служением литургии.

- Вы счастливы?

Когда служу литургию, абсолютно. Это самые счастливые моменты в моей жизни!

13 ноября, причастившись Святых Христовых Таин, на 92-м году жизни мирно отошел ко Господу один из старейших клириков Московской епархии протоиерей Феодор Полевич. Гроб с телом отца Феодора был перенесен в Никольскую церковь села Черкизово, где до самого погребения священнослужители Коломенского благочиния читали Святое Евангелие и служили панихиды.

В юности работал воспитателем детского дома. Когда началась война, детский дом оказался на оккупированной территории. Фашисты хотели забрать детей на работы в Германию, но молодой воспитатель своей отчаянной смелостью и силой убеждения смог спасти сирот.

В конце 1940-х гг. Федор Полевич поступил в Московскую Духовную семинарию, где учился 3 года.

В 1950 г. в Ризоположенском храме города Москвы Феодор Полевич был рукоположен во диакона, а немногим позже, 16 июля, епископом Можайским Макарием был рукоположен в сан священника.

Началось служение отца Феодора в церкви Преображения Господня в селе Верзилово, под Воскресенском, где он прослужил 7 лет.

На протяжении всей своей долгой жизни отец Феодор был настоятелем многих храмов: в городах Серпухове, Дмитрове, в Коломенском селе Черкизово. Служил в храме Успения Божией Матери в Вешняках (Москва), в Крестовоздвиженском храме села Марчуги, в Михаило-Архангельском храме села Карпово, в Иоанно-Златоустовском храме в Новлянском квартале Воскресенского округа. Служил клириком Богоявленской церкви города Коломны. Из этого храма ушел протоиерей Федор Полевич на покой, но не прекратилось его служение церкви.

Все годы усердного служения отца Феодора его опорой и помощницей более 50-ти лет была его супруга, матушка Анна Николаевна, стойко разделявшая все трудности и испытания, выпавшие на их долю. Они вырастили и воспитали троих детей.

Отца Феодора знали как доброго пастыря, мудрого любвеобильного батюшку. До глубокой старости сохранил он ясную память. Где бы он ни появлялся, тотчас же оказывался в окружении людей, протягивающих ладони под благословение. Редкий день дом отца Феодора обходился без гостей. Духовные чада из Воскресенска, Коломны, Вешняков — отовсюду, где пришлось служить отцу Феодору, — ехали к нему со своими вопросами, житейскими проблемами и уезжали утешенными. Протоиерей Феодор до конца своих дней оставался теплым молитвенником перед Богом за страждущих.

Исполненный высокого благоговения к своему пастырскому званию, 59 лет он молился у престола Господня за всех людей, приносил бескровную жертву. Свое последнее участие в Божественной литургии он совершил в Успенском храме Брусенского женского монастыря города Коломны за четыре дня до своей кончины.

Отпевание протоиерея Феодора Полевича состоялось 15 ноября после Божественной литургии в храме святителя Николая села Черкизово. Отпевание совершил благочинный церквей Коломенского округа протоиерей Владимир Пахачев в сослужении священнослужителей Коломенского благочиния. Никольский храм с трудом вместил всех желающих проститься с отцом Феодором.

После отпевания гроб с телом почившего при пении ирмосов «Помощник и покровитель» был обнесен вокруг храма, и траурная процессия проследовала на Черкизовское кладбище, где и было совершенно погребение. Долго над могилой отца Феодора слышалось церковное пение. Люди прощались с честным пастырем.

Да упокоит Господь Бог наш в селениях праведных душу верного раба и служителя Своего новопреставленного протоиерея Феодора. Вечная ему память!

Протоиерей Феодор Зисис , профессор богословского факультета Фессалоникского университета имени Аристотеля (ФУА) , родился в 1941 году на острове Tacoc в селении Панагия, в семье священника.

В 1965 году он окончил богословский факультет Фессалоникского университета и как лучший выпускник был зачислен на юридический факультет ФУА, но прервал обучение в связи с началом преподавательской деятельности на богословском факультете ФУА.

Аспирантуру окончил также в Салониках, на кафедре исторического богословия, под руководством известного патролога П. Христу . В 1971 году за диссертацию «Человек и Вселенная в домостроительства Божием по учению святителя Иоанна Златоуста» ему была присвоена докторская степень, а в 1973 году за исследование «Искусство девства. Святые отцы Церкви в защиту безбрачия» его назначили доцентом богословского факультета ФУA.

В 1972–1973 и 1979–1980 годах отец Феодор находился на повышении квалификации в Западной Германии (г. Бонн).

Представив на кафедру вместе с другими публикациями большую монографию «Геннадий II Схоларий. Житие – Писания – Учение» , в 1980 году он был избран штатным преподавателем naтpoлoгии. В 1982 году, после разделения богословского факультета ФУА на два отделения, перешел на отделение пастырского и социального богословия. Дважды был деканом этого отделения.

Сразу после основания патриаршего Института патриотических исследований при монастыре Влатадов , отец Феодор стал его научным сотрудником, затем выполнял обязанности директора Института (1977–1986), а также редактора и ученого секретаря (1968–1970) журнала «Наследие», издаваемого патриаршим Институтом.

В 1970 году стал научным сотрудником Центра византийских исследований ФУА, затем заведующим отделом богословия (1988-1998), а впоследствии – директором самого Центра (1991–1995). Отец Феодор – член редакционной коллегии журнала «Византийское наследие» и других изданий Центра. В течение ряда лет был председателем Союза богословов Северной Греции и издавал журнал Союза «Богослов». Неоднократно был организатором и активным участником различных международных научных конференций.

До марта 2017 года протоиерей Феодор Зисис – клирик Константинопольской патриархии . В декабре 1990 года был рукоположен во диакона, а в марте 1991 года – в сан пресвитера в монастыре святой Анастасии Узорешительницы и проходил в нем пастырское служение до начала 1993 года. С апреля 1993 года служит в храме преподобного Антония Великого в Салониках , оставаясь в юрисдикции Константинопольского патриархата.

Неоднократно представлял Константинопольскую патриархию и Элладскую Церковь на межхристианских встречах, принимая участие в диалогах православных как со старокатоликами, так и с католиками; также участвовал в межправославных встречах по подготовке "Святого и Великого Собора Православной Церкви". За суровую критику оправдания унии и церковно неприемлемых документов, подписанных в 1993 году в местечке Баламанд , Константинопольская патриархия запретила ему участвовать в диалогах с католиками.

В 1998 году вместе с единомышленниками основал Общество православного просвещения. В настоящее время руководит изданием богословского альманаха Общества «Жизнь по заповедям», который, несмотря на все проблемы и трудности, выходит каждые три месяца в течении семи лет.

Поддерживая поначалу хорошие отношения с Архиепископом Афинским Христодулом (в его бытность митрополитом Димитриадским), отец Феодор пришел к острому противостоянию с ним, в особенности с 2001 года – со времени подготовки и осуществления визита покойного Папы Иоанна Павла II в Афины. Протоиерей Феодор считает, что руководимая Архиепископом Христодулом Элладская Церковь, вследствие продолжающихся тесных контактов с ВСЦ и с представителями других религий, сбилась с верной стези, указанной апостолами и святыми отцами, и идет по пути межрелигиозного и межхристианского синкретизма , по пути "всеереси экуменизма".

В связи с непримиримой позицией протоиерея Феодора по этому вопросу, а также из-за его открытой критики экуменических контактов и вообще нравственного упадка и обмирщения епископата, в июне 2005 года на него было наложено прещение – запрет в священнослужении. Однако возмущение по этому поводу церковной полноты и горячая поддержка многих клириков способствовали тому, что в сентябре 2005 года прещение было снято.

За критикук решений "Всеправославного Собора", состоявшегося в июне 2016 года на Крите, протоиерей Феодор был запрещен в священнослужении правящим архиереем митрополитом Фессалоникийским Анфимом (Руссасом). 5 марта 2017 года, в Неделю торжества православия, протоиерей Феодор Зисис прервал евхаристическое общение с официальной Греческой Церковью.

Протоиерей Феодор владеет немецким и французским языками. Он опубликовал большое число исследований, монографий, статей, посвященных богословским и историческим темам и различным проблемам общественной и церковной жизни.

В 2005 году Элладская Церковь пережила серьёзный кризис: разоблачения в отношении некоторых архиереев и скандалы, в которых они были замешаны, затронули не только её саму, но имели пагубные последствия и для древнейшей, первой по старшинству, Иерусалимской Церкви. Всё это пошатнуло доверие верующих к духовным лицам и наполнило ядовитыми стрелами колчаны врагов Церкви.

К сожалению, священноначалие было не в силах противостоять кризису, поскольку полностью дискредитировало себя. Большинство же архипастырей пребывали в страхе и нерешительности, не дерзая предпринять какие-либо шаги по преодолению кризисной ситуации. Один серьёзный и рассудительный владыка объяснял своё бездействие (равно как и других иерархов) боязнью различных нападок со стороны тех, кто привёл Церковь к такому плачевному состоянию.

Что же касается приходского духовенства, состоящего в основном из женатых клириков, то оно, глубоко обеспокоенное уничижением священного сана недостойными пастырями, не смело высказывать своего мнения о сложившемся положении страха ради архиерейска. Малодушные служители Христовы оправдывали свою безучастность послушанием епископам.

Однако в данной ситуации довод этот был совершенно неуместен и даже неприемлем, поскольку сковывал всякое желание противиться злу и предательски усыплял совесть. Ведь в то время когда попирается Евангелие и отвергается истина, безмолвствию и бездействию нет оправдания, ибо, воистину, молчанием предаётся Бог. Поэтому Писание и говорит о том, что есть «время молчать, и время говорить» (Еккл. 3, 7). И судя по сложившемуся в то время положению, тогда настал именно тот час, когда следовало не молчать, но говорить. Посему мы и стали выступать, анализировать, предлагать выход из кризиса.

Подобное дерзновение имело вполне предсказуемые последствия: архиепископ Христодул подверг нас прещению, запретив в служении. Тем самым было совершено неканоничное деяние, поскольку подобные действия в отношении клирика, находящегося в юрисдикции другой Церкви (в данном случае Константинопольской), не входили в сферу церковной компетенции предстоятеля Элладской Церкви, и посему мы никоим образом не могли подлежать его суду. Безусловно, владыка делал это не без молчаливого согласия самого Вселенского патриарха, которому также не по душе православное слово, согласное с Преданием...

Сложно оправдать то, что не имеет никакого оправдания. Посему и тот факт, что те лица, которые погрузили Церковь в пучину скандалов, до сих пор не наказаны, вызывает праведное возмущение и, отчасти, недоумение. Ведь и по сей день к ответу не призваны виновные, явившиеся прямым источником соблазна или же в силу своего безмолвствования и бездействия сопричастные скандалам, – а это, главным образом, само священноначалие. Зато с лёгкостью были наказаны те, кто, указывая на ужасающее положение дел в Церкви, призывал к пробуждению, к тому, чтобы виновные в скандалах или замешанные в них, взяли на себя ответственность за происходящее. Но, милостью Божией и благодаря горячей поддержке многих наших братьев во Христе, ближних и дальних, мы выстояли и не изменили своим позициям.

Малым плодом сей неустанной борьбы за чистоту Православия явилась эта небольшая брошюра, освящающая тонкую и болезненную для многих тему подлинного послушания – того послушания, о котором учат святые отцы, но которое, к сожалению, до сих пор у нас пренебрегаемо и малоизвестно. А если предать полному забвению учение об истинном послушании, то восторжествуют лжеучители и лжепастыри, которые поведут паству неверным путём, увлекая её за собой в пропасть вечной погибели.

Протоиерей Феодор Зисис

ВСЛЕД ЗА ЭКУМЕНИЗМОМ ПРИШЕЛ ГОМОСЕКСУАЛИЗМ

Объективно оценивая положение, в котором оказалась сегодня Церковь, следует признать, что она сильно уклонилась от Предания, участвуя в еретическом экуменическом движении . Следствием чего стали и другие отклонения. Так, в церковной среде наблюдается стремительное падение нравов, многие клирики совершенно оставляют евангельский и святоотеческий образ жизни, а немалая часть епископата окружила себя роскошью, зачастую превосходя в этом даже светских персон.

Всё это, безусловно, результат охлаждения веры. Впрочем, нынешние тесные контакты Церкви с католиками, почести и приём, оказанные папе Римскому в Греции и в других православных странах , вероятно, также дают основания к принятию многими священнослужителями светского образа жизни католического клира и оправдывают полное услаждений и совершенно лишённое евангельских и святоотеческих идеалов «житие» некоторых наших современных пастырей и архипастырей.

Ещё недавно мы писали, что понтифик приехал в Грецию и остался. Нет, он всё же уехал. Но, покидая Грецию, оставил нам великое множество «пап», разных по величине и достоинству, повсюду насаждающих католическое обмирщение.

В особенности же пугает проникновение в церковную ограду страшнейшего содомского греха – гомосексуализма. Такого рода скандалы, связанные с именами некоторых иерархов, на протяжении многих лет оставленные без должного внимания и рассмотрения, без какого бы то ни было духовного врачевания, порочат честное пресвитерство и вызывают недоверие к слову Церкви. Кто же нам, пастырям, станет теперь верить, когда мы будем говорить о скромности, нестяжательстве, о презрении ко всему мирскому и земному, об аскезе, воздержании и девстве?

Впрочем, большинство клириков и так уже давно перестали говорить об этом, ибо сами во всё это не верят. Иные же на словах лицемерно выставляют себя добродетельными, но дела их свидетельствуют о противном.

Страшный Божий гнев излился на содомитов из-за их мужеложства, огонь с небес дотла сжёг Содом и Гоморру , стерев с лица земли эти древние города. Гневные слова против гомосексуализма содержатся в Послании святого апостола Павла к Римлянам, впрочем, как и в других священных текстах. Апостол, узнав о случае блуда между близкими родственниками в Коринфе , требует изгнать развратника из церковной общины, дабы его пример не стал дурной закваской. Как же мы дерзнём судить мир, рассуждает апостол языков, когда сами оставляем грех нетронутым в теле Церкви? «Но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остаётся блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе. Ибо что мне судить и внешних? Не внутренних ли вы судите? Внешних же судит Бог. Итак, извергните развращённого из среды вас» (1 Кор. 5, 11–13).

Мог ли апостол, впрочем, как и другие ученики Христовы и святые отцы, представить себе, что наступят такие времена, когда попрано будет Евангелие и Божий Закон не будет иметь силы? Что не только блудники не будут отлучаемы от Церкви, но ещё и педерастам дозволено будет приступать к престолу, прикасаться своими нечистыми, скверными руками к священным сосудам? Могли ли угодники Божии помыслить, что мы будем участвовать в ВСЦ и не только сотрапезничать, но ещё и совершать совместные молитвы с псевдохристианами, с представителями так называемых церквей, которые настолько отпали от истины, что стали уже благословлять и однополые браки?

Ныне наши епископы не смеют словом дерзновенным, заслуживающим доверия, бороться с содомским грехом (который пытаются навязать Православию проповедники мрачного западного Возрождения), поскольку сами попирают Евангелие, терпя в церковной общине и не удаляя из тела Церкви содомитов, блудников, педофилов.

Поэтому острие церковного глагола против гомосексуализма рикошетом возвращается в тех, кто дерзает его произнести, с помощью такого контраргумента: «А своего-то бесстыдства чего не замечаете? Почему не видите срамного, противоестественного порока в своей среде?»

К сожалению, сегодня церковные иерархи предпочитают поддерживать хорошие отношения с властями предержащими, подчиняясь их мирским планам – синкретическим, глобалистическим, экуменическим, экологическим и социальным (ханжеским по сути). Они видимо забыли, что нет ничего ценнее и дороже, чем Бог и истинная вера; что только Христос есть Свет мира и что самые важные их служение и миссия – свидетельствовать, проповедовать и являть сей Свет, который неизменно сияет в Единой Святой Кафолической (Соборной) и Апостольской Церкви. А всё, что вне Церкви, есть «Галилея языческая, народ, сидящий во тьме» (Мф. 4, 15–16), который должен быть привлечен к свету, а не оставлен во мраке безбожия, заблуждения и ереси.

Никто из людей не может быть сам по себе источником света, не может излучать собственный свет. Дерзко полагая, что источает свет, такой человек на самом деле будет лишь сгущать тьму. Даже в отношении большего из рождённого женами, святого Иоанна Предтечи, евангелист пишет, что «он не был свет, но [был послан], чтобы свидетельствовать о Свете. Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него» (Ин. 1, 7–8).

Тот, кто не верит, что спасение во Христе возможно лишь в Церкви, но полагает, что его можно обрести и в еретических сборищах, не только не спасается, но и постоянно испытывает на себе вразумляющий гнев Божий: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нём» (Ин. 3, 36).

Имеет ли что общего просвещающий всех и неизменно сияющий в Церкви Свет Христов с мраком экуменизма, уравнивающего и приравнивающего все религии и вероисповедания? Предпочтём ли аскетичному, равноангельному и небесному Предтече – обмирщенных и приземлённых экуменических лидеров? Им ли будем послушны – тем, через кого древний наушник и искуситель, шептавший некогда Христу, нашептывает и нам о земных благах, тщеславии и власти?

Мы уже больше не свет миру, ибо не светим чистотой нашего жития, и не соль земли, ибо не защищаем мир от умножающегося морального разложения. А посему, как духовно негодные, презираемы и попираемы людьми: «Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить её вон на попрание людям» (Мф. 5, 13).

Прежде наша Церковь, наше аскетическое, святое и непорочное Православие, благодаря добродетельному житию православных пастырей, имело моральное право обличать блудный образ жизни римо-католического клира, как это, например, делал святитель Симеон Солунский Тайноводитель : «И даже блуд совсем не подвергается наказанию и у их священников, но они открыто имеют наложниц и отроков для разврата и при этом каждый день священнодействуют... И они живут неевангельской жизнью, ведь всяческое наслаждение и разврат у них не подлежит порицанию и не считается чем-то недозволенным для христиан».

А сегодня моральное разложение терзает уже и наше духовенство, ставшее рассадником педерастов и извращенцев. Священноначалие же озабочено отнюдь не тем, как оградить молодых людей от совращения с пути истинного, как предотвратить и не допустить всякое их общение с порочными личностями, особенно в церковной ограде. Вместо этого оно обращает церковное правосудие против тех, у кого болит сердце за Православие, за его чистоту; оно упрекает в непослушании и даже в провоцировании раскола тех, кто верен Преданию.

Но может ли констатация подобных фактов, свидетельствующих о всё нарастающем падении нравов среди духовных лиц, на самом деле, смущать и оскорблять верующих, являть собой соблазн?

Действительно, наши замечания, касающиеся вопросов веры и церковной жизни, многих беспокоят и, возможно, даже удручают. Но поднимаем мы эти проблемы из самых добрых побуждений и благих намерений, а не из-за какой-то личной неприязни или враждебного к кому бы то ни было отношения. Почитая епископский сан и хороших архипастырей, мы никого никогда не подстрекали к расколу. Как, впрочем, не собираемся этого делать и впредь.